vara bungas: No visām Žeņunakts notikumu hindsight analīzēm, man patīk šī.
Марк Галеотти для The Economist: В мятеже Пригожина есть определенная кармическая справедливость. Вызов Путину стал результатом выстроенной системы и исходил от человека, который был обязан своим богатством и властью президенту. Россия Путина – это своеобразный гибрид, почти средневековый двор. В этой системе власть определяется не столько формальной ролью, сколько близостью к монарху. Благосклонность Путина является реальной валютой на этом уровне, хотя ее стоимость и распределение меняются день ото дня. Этот двор управляется с помощью извечной тактики «разделяй и властвуй». Соперничающие личности и институты натравливаются друг на друга. Подобно императору, наблюдающему за гладиаторскими играми, Путин стоит в стороне, как арбитр, решающий судьбу каждого. То, что относительно хорошо работает в политике, оказалось катастрофическим при переносе на поле боя. «Вагнер» был лишь одной из нескольких отдельных российских армий, которые так и не удалось поставить под контроль Минобороны. У каждой из этих армий была своя политическая программа. Рамзан Кадыров показывал, что его войска исключительно преданы Путину, но при этом он старался держать их как можно дальше от боевых действий, даже если это означало отмену приказов Герасимова. Пригожину было необходимо продемонстрировать значимость «Вагнера», и он, очевидно, пообещал, что обеспечит Путину взятие Бахмута ко Дню Победы. Когда стало ясно, что Бахмут не будет взят вовремя, Пригожин усилил свои нападки на Шойгу и Герасимова. Такие публичные ссоры время от времени вспыхивают среди высшего руководства России. В системе Путина монарх обязан взять ситуацию под контроль до того, как она станет неконтролируемой. Однако, несмотря на растущую обеспокоенность элиты, Путин не смог ни оценить опасность, ни принять своевременные меры. Он не разрешил спорную ситуацию и не снял Пригожина с поста руководителя. Вместо этого Путин наполовину согласился с более тонким ходом Шойгу – требованием, чтобы все наемники подписывали контракт с Минобороны. Это лишило бы «Вагнер» автономии. Оказавшись перед выбором между восстанием и отставкой, он поднял мятеж. Пригожин не стремился свергнуть российского лидера, а надеялся, что демонстрация силы убедит его патрона выступить против Шойгу. Это не удалось, но глава «Вагнера», возможно, сделал падение режима еще более вероятным и неизбежным. Путин не желает принимать трудные решения. Когда не остается легких вариантов, он медлит, и в итоге часто принимает решение с опозданием. Ряд дилемм, с которыми он столкнулся после вторжения в Украину, иногда, кажется, парализует его. Его неспособность справиться с соперничеством между Шойгу и Пригожиным является самым ярким примером этого. Есть много других подобных иллюстрации: как провести следующую волну мобилизации или как справиться с продажей «Яндекса». Возможно, Путин и пережил этот кризис, но он стал слабее. Его правление в значительной степени зиждилось на трех опорах: личном авторитете и легитимности, глубине финансовых резервов России и его способности бросать деньги на решение проблем, контроле над силами безопасности. Все три пункта подорваны. Несмотря на сомнительные опросы общественного мнения, показывающие заоблачные рейтинги одобрения, очевидно недовольство как среди населения, так и среди элиты. Реакция людей, которые аплодировали бойцам «Вагнера» и Пригожину, когда они уходили из Ростова-на-Дону, говорит о непокорном населении, которое не считает их предателями. Финансовые резервы России остаются неплохими, но около 300 млрд долларов заблокировано, а необходимость покрыть непосильные расходы на войну ограничивают возможности купить лояльность. Наконец, силы безопасности не смогли предвидеть мятеж и выступить против него. Все это не означает, что Путин в ближайшее время потеряет власть. Однако этот кризис сделает его менее способным справиться со следующим.
vara bungas 